http://www.ateism.ru/article.htm?no=1399
Сидоренко В.
Предатели Родины или Русская Церковь под германским правлением во время Второй мировой войны
1 часть
«Религия является злейшим врагом советского патриотизма... История не подтверждает заслуг церкви в деле развития подлинного патриотизма».
Журнал «Безбожник» июнь 1941г.
началу II мировой войны в 25 областях РСФСР не было ни одного действующего православного храма, а в 20 областях функционировало не более чем по 5 церквей. На Украине ни одной действующей церкви не было в Винницкой, Донецкой, ировоградской, Николаевской, Сумской, Хмельницкой областях; по одной действовало в Луганской, Полтавской и Харьковской.26 Согласно данным НВД, к 1941 году в стране действовало 3021 православный храм из них почти 3000 находились на отошедших к СССР в 1939-1940 годах территориях Литвы, Латвии, Эстонии, Бессарабии, Северной Буковины, Польши и Финляндии
Численность Союза воинствующих безбожников в 1932 году достигла 5 млн. человек. Планировалось к 1938 году количество его членов довести до 22 млн. человек.28 Тираж антирелигиозных изданий достиг к началу войны 140 млн. экземпляров.
С датой германского нападения на СССР связано немало мифов, получивших особенно широкое распространение в церковной среде. Согласно одному из наиболее известных, дата 22 июня была якобы выбрана Гитлером в соответствии с астрологическими прогнозами. От этой легенды отталкиваются и те, кто не прочь представить события июня 1941-го как поход «языческой Германии» на «православную Русь».. Однако германский Генштаб при выборе дня и времени удара по СССР руководствовался соображениями иного плана...
Обычно ночь с субботы на воскресенье была самой «недисциплинированной» в РА. В воинских частях устраивались бани, за которыми следовали обильные возлияния; командный состав в воскресную ночь, как правило, отсутствовал находясь со своими семьями; для рядового же состава эта ночь всегда была самой подходящей для «самоволок». Именно этим, вполне земным расчетом (а вовсе не «шепотом звезд») и руководствовалось гитлеровское командование при выборе нескольких дат нападения на СССР. События первого дня войны блестяще показали справедливость такого расчета.
Получив известие о начале войны, блюститель патриаршего престола митр. Сергий (Страгородский) как говорят современные церковные историки выпустил своё
«Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви». Факт его появления
22.6.1941 г. до сих пор оспаривается
В послании говорилось: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину... Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой... Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу... Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины.».37 Содержался в послании и скрытый упрек властям, утверждавших, что войны не будет. У митр. Сергия это место выражено так: «...мы, жители России, надеялись, что пожар войны, охвативший почти весь земной шар, до нас не дойдет...»...38 Любопытно, что задолго до соответствующего обращения ремля митр. Сергий уже назвал «лукавые соображения» о «возможных выгодах» по другую сторону фронта ничем иным как прямой изменой Родине».39 Однако действенность такой риторики неумолимо превращалась в прах по мере стремительного продвижения германских армий на восток...
В истории войн невозможно найти аналог столь изначально лояльного отношения к агрессору, которое демонстрировало население оккупированных немцами областей СССР. И тот факт, что так много россиян заранее было готово перейти к немцам, выглядит для многих невероятным. Но именно так и было. Примеры изначально враждебного отношения к изгнанию большевиков были скорее исключением, нежели общим правилом. Немецким кинематографистам не было нужды прибегать к искусственным декорациям, для того чтобы запечатлеть на пленку примеры встреч советским населением германских войск хлебом-солью и забрасывания немецких танков цветами. Эти кадры являются ярчайшим свидетельством, столь ненормального восприятия чужеземного вторжения...
Стоит ли удивляться, что с не меньшим воодушевлением восприняла нападение Германии на СССР и русская эмиграция. Для многих русских изгнанников появилась реальная надежда скорого «освобождения» Родины. Причем такие надежды встречались независимо от церковной юрисдикции (а не только в РПЦЗ - как это пыталась представить советская историография). Вторжение Германии в СССР приветствовал парижский иерарх РПЦЗ митр. Серафим (Лукьянов), впоследствии перешедший в Московскую Патриархию. В своем обращении по случаю германского нападения, он заявил: «Да благословит Всевышний великого Вождя Германского народа, поднявшего меч на врагов самого Бога... Да исчезнут с лица земли масонская звезда, серп и молот».45 С неменьшей радостью воспринял 22 июня 1941 года и принадлежавший тогда к «евлогианской» юрисдикции архимандрит Иоанн (Шаховской, будущий архиеп. Сан-Францисский): «ровавая операция свержения Третьего Интернационала поручается искусному, опытному в науке своей германскому хирургу».46 И даже клирик Московской Патриархии о. Георгий Бенигсен вспоминает о начале войны в Риге: «На всех лицах затаенная радость...».47
. В. Цыпин: «Во всех городах и во многих селах, оставленных советской администрацией, объявлялись священники, либо находившиеся там на положении ссыльных, либо скрывавшиеся в подполье, либо зарабатывавшие на жизнь каким-нибудь ремеслом или службой. Эти священники получали у оккупационных комендантов разрешение на совершение богослужений в закрытых,».41 Другой очевидец (псаломщик Николо-онецкого прихода Гдовского района Псковской области С. Д. Плескач) отмечал следующее: «Русский человек совершенно изменился, как только появились немцы. Разрушенные храмы воздвигались, церковную утварь делали, облачения доставляли оттуда, где сохранились, и много строили и ремонтировали храмы. Всюду красилось... огда все было готово, тогда приглашали священника и освящался храм. В это время были такие радостные события, что я не умею описать».42 Такие чувства были характерны для населения самых различных районов оккупированной территории. Журналист В. Д. Самарин так описывает немецкую оккупацию в Орле: «Проснулось, всплыло на поверхность души спрятанное глубоко при большевиках религиозное чувство. Молящиеся переполнили церкви, по деревням носили чудотворные образа. Молились так, как давно не молились.»
Адольф Гитлер и православная эмиграция «...если правительство германского Рейха пожелает привлечь русские православные церкви к сотрудничеству в борьбе с коммунистическим безбожным движением..., то правительство Рейха найдет с нашей стороны полное согласие и поддержку». митр. Евлогий (Георгиевский), октябрь 1937 г.
Примечательно, что первые контакты русской эмиграции с Гитлером относятся к началу 20-х годов.4 Посредником в этих контактах был Альфред Розенберг. Родившийся в Российской империи, учившийся в иевском университете и служивший в русской армии во время I мировой войны, Розенберг по-русски говорил лучше, чем по-немецки. В окружении Гитлера он сыскал славу лучшего специалиста по России и «русской душе», и именно ему была доверена разработка расовой теории в нацистской идеологии. Возможно, что именно он убедил Гитлера в целесообразности дружеских отношений с Русской Православной Церковью на территории Германии. Так, в 1938 году нацисты построили в Берлине православный кафедральный собор Воскресения Христова на урфюрстендамм и финансировали из имперской казны капитальный ремонт 19 православных храмов.
роме того, по указу Гитлера от 25.2.1938, русские приходы подчинявшиеся митрополиту Евлогию (Георгиевскому), были переданы под юрисдикцию Германской епархии Русской Православной Церкви Заграницей (далее - РПЦз).5 Цитируемый здесь проф. Поспеловский склонен несколько драматизировать это событие, выставляя его одним из краеугольных камней церковно-эмигрантского раскола. Необходимо все же учитывать, что конфронтация между карловацким Синодом и митр. Евлогием началась задолго до прихода Гитлера к власти и носила все-таки церковно-административный, а не богословский и не политический характер. Справедливым будет так же отметить, что только 6% русских эмигрантских приходов находились под юрисдикцией митр. Евлогия, а остальные 94% подчинялись Зарубежному Синоду.6 Даже исходя только из элементарной арифметической логики, вряд ли будет справедливым говорить о «раскольничьих устремлениях карловчан».
Вероятно, подобной же логикой руководствовался и Гитлер, пожелавший «централизовать» православные приходы на территории Рейха, а потому подчинивший евлогианское «меньшинство» синодальному «большинству» (было бы странно, если бы он сделал наоборот. В истории с евлогианскими приходами Гитлер был движим идеей централизовать, все для облегчения контроля над религиозными организациями.7 Для достижения этой цели он создал Рейхсминистерство религиозных культов, предоставил Германской епархии РПЦ государственный статус «корпорации публичного права» (каковой имели только лютеране и католики) и передал под юрисдикцию Германской епархии 13 евлогианских приходов.
Что касается строительства нацистами православного собора и капитального ремонта 19 храмов, то с этим благодеянием связано и благодарственное письмо Гитлеру за подписью тогдашнего первоиерарха РПЦЗ митрополита Анастасия (Грибановского).
Гитлер выступил как «строитель и попечитель» храмов, и выражение благодарности предстоятелем Церкви за такое благодеяние - явление вполне нормальное и естественное, для предателей. Нельзя не учитывать и того факта, что в предвоенном 1938-м Гитлер олицетворялся с человеком, честно победившим на выборах и возглавившим правительство, признанное всеми странами мира.
ак уже отмечалось выше, Гитлер воспринимался русской эмиграцией как противовес безбожному большевизму. Еще в 1921 году Высший монархический совет вел переговоры с Гитлером о возможной помощи в случае его прихода к власти в подготовке духовенства для освобожденной от большевиков России.9 В отличие от лидеров западных демократий, Гитлер не позволял себе выражения «русский коммунизм», предпочитая этому другой термин - «иудо-большевизм». Такая терминология русскую эмиграцию вполне устраивала и не резала ухо. Русофобские места в «Mein Kampf» были мало кому известны, и неудивительно, что даже самые отъявленные русофилы вроде И. А. Ильина призывали русскую эмиграцию «не смотреть на национал-социализм еврейскими глазами».
Вполне справедливо будет предположить, что проправославные жесты Гитлера носили дипломатическо-пропагандистский характер. Такими жестами можно было снискать себе симпатии в странах потенциальных союзников, в странах с преимущественно православным вероисповеданием (Румыния, Болгария, Греция). 1 сентября 1939 года германский Вермахт взломал польскую границу. II мировая война началась...
Несмотря на то, что Гитлер выступил как откровенный агрессор, его нападение на Польшу серьезно не отразилось на восприятии его русской эмиграцией. Это обстоятельство позволило нацистам после оккупации Польши сделать еще один проправославный жест. Началось повальное возвращение православным, отобранных у них приходов. ак писал журнал «Церковная жизнь», «...православное население встречает доброжелательное отношение со стороны немецких властей, которые по первой просьбе населения возвращают ему отобранное поляками церковное имущество».
13 Помимо этого, при поддержке германских властей в Вроцлаве был открыт православный богословский институт.
2 часть
Церковная политика нацистов в оккупированных областях СССР
«Православие – красочный этнографический ритуал»
( рейхсминистр Розенберг).
Занятые немцами районы (едва ли не половина европейской части СССР) подверглись территориальному делению на рейхскомиссариаты, состоявшие из округов, областей, районов, уездов и волостей. Прифронтовая территория находилась под управлением Вермахта. Северная Буковина, Молдавия, Бессарабия и Одесская область были переданы Румынии. Галицию присоединили к Польскому генерал-губернаторству. Остальная территория составила рейхскомиссариат «Украина» (с центром в Ровно). Центральная часть Белоруссии образовала генеральный комиссариат Белоруссии. Северо-запад Брестской и Гродненская области отошли к Восточной Пруссии (здесь действовали общегерманские законы). Большая часть Брестской, а также Пинская и Полесская области отошли к рейхскомиссариату «Украина», а северо-запад Виленской области - к генеральному округу Литвы. Сам же генеральный округ Белоруссии входил в состав рейхскомиссариата «Остланд».51
Национальный вопрос, по мнению нацистского идеолога Розенберга, заключался в том, «чтобы разумно и целеустремленно поддержать стремление к свободе всех этих народов… выделить из огромной территории Советского Союза государственные образования (республики) и организовать их против Москвы, чтобы освободить Германский Рейх на грядущие столетия от восточного кошмара».52
Что касается религиозной политики немцев на оккупированных землях, то она вряд ли может быть охарактеризована однозначно. Здесь господствовало несколько взаимоисключающих подходов, однако наиболее распространенными были два...
Позицию рейхсминистра Восточных земель Альфреда Розенберга можно сформулировать примерно так: «Уклад жизни русского народа веками формировался под влиянием Православия. Большевицкая клика лишила русский народ этого стержня и превратила его в ни во что неверующее, неуправляемое стадо. Столетиями русским вдалбливали с амвонов, что «всякая власть от Бога». Царская власть, не сумев обеспечить своим подданным достойный уровень жизни, смогла с помощью Церкви сформировать в народе сознание, что лишения, страдания и притеснения идут на пользу душе. Подобная проповедь обеспечивала правителям раболепскую покорность народа. Этот момент совершенно не учли большевики, и с нашей стороны было бы глупо повторять их ошибку. Поэтому, в наших же интересах реанимировать эти православные постулаты в умах народа, если мы хотим держать его в узде. Гораздо лучше, если в Восточных землях будут созданы автономные и неподотчетные друг другу церковные структуры, дабы исключить возможность возникновения единой мощной церковной организации».
Такова была позиция Розенберга, которая определяла отношение нацистов к РПЦ и которой руководствовались в той или иной степени нацистские чиновники. Основные ее положения были изложены в письме Розенберга к рейхскомиссарам Остланда и Украины от 13.5.1942 г. Их можно сформулировать так: Религиозные группы не должны заниматься политикой. Они должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. Национальный признак должен особенно строго соблюдаться при подборе возглавления религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны выходить за границы одной епархии. Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей.53
Церковную политику Вермахта можно охарактеризовать как отсутствие какой-либо политики по отношению к Церкви. Собственный кодекс поведения, верность старым традициям способствовали распространению в среде немецких военных устойчивой антипатии к проявлениям нацистского фанатизма и расовой шизофрении. Только этим и можно объяснить тот факт, что фронтовые генералы и офицеры закрывали глаза на директивы и инструкции из Берлина, если те строились на теории об «унтерменшах». Сохранилось немало свидетельств и документов не только о радушном приеме российским населением немецкой армии, но и о «ненацистском» отношении германских солдат к населению занятых ими областей СССР. В частности, сохранились документы о приказах немецким солдатам помнить, что они находятся не на оккупированных территориях, а на земле союзника.54 Довольно часто солдаты и офицеры Вермахта демонстрировали искреннее дружелюбие и симпатии к народу, страдавшему в течение двух десятилетий под властью большевиков. В церковном вопросе такое отношение выливалось во всестороннюю поддержку восстановления церковной жизни.
Военные не только охотно поддерживали инициативы местного населения по открытию приходов, но и оказывали различную помощь в виде денежных средств и стройматериалов для восстановления разрушенных храмов. Сохранилось немало свидетельств и того, что немецкие военные сами проявляли инициативу по открытию церквей на подконтрольных им территориях и даже приказывали это делать.55 Так, например, в сохранившейся в материалах Управления пропаганды и агитации Ц ВП(б) докладной записке З. В. Сыромятниковой «О пребывании на территории Харьковской области, оккупированной немецкими войсками с 15 по 22 декабря 1941 г.» отмечалось: «Немецкое командование особое внимание обращает на работу церквей. В ряде сел, где не разрушены церкви, они уже работают... В селах, где они разрушены, дан приказ старостам немедленно подобрать помещение и открыть церкви».56
Иногда инициативность немцев принимала анекдотические формы. В том же фонде хранится и справка уполномоченного Себежской комендатуры от 8.10.1941 г.: «Дана настоящая в том, что немецкая власть, освободившая крестьянство от большевиков, ставит вопрос открыть богослужение в Ливской церкви, и поэтому уполномочиваю лично вас, Рыбакова Якова Матвеевича, за неимением священника - занять место священника и исполнять церковный обряд. Просьба: никаких отказов не может быть, в чем и выдана настоящая справка за подписью представителя немецкой власти Энгельгард»... На что Рыбаков отвечает: «Быть священником не могу, так как не получил на то от епископа благословения, кроме того, по христианскому закону двоеженцы священниками быть не могут, а я двоеженец»...57
Следует отметить, что помощь немецкой армии в восстановлении русских православных храмов всегда строилась на принципах «христианского гуманизма» . омандующий группой армий «Центр» фельдмаршал Федор фон Бок сам с немецкими офицерами принимал участие в православной службе в Борисове.
Вышеприведенные характеристики и примеры довольно ярко отражают всю пестроту церковной жизни на занятых немцами территориях СССР, ибо становится вполне очевидным, что размах и характер «религиозного возрождения» во многом зависел от местных особенностей оккупационной администрации (НСДАП и СС или же Вермахт). Поэтому и положение РПЦ на занятых немцами территориях целесообразно рассматривать не по периодам войны, а по регионам и областям.
3 часть
Положение Церкви в Прибалтике
«Не таких обманывали.
С НВД справлялись, а этих колбасников обмануть нетрудно».
Митр. Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский).
На момент прихода в страны Балтии немецкой армии экзархом Прибалтики был митр. Сергий (Воскресенский). Пост этот он занимал с января 1941 года. Перед бегством большевиков из Риги митр. Сергию было приказано эвакуироваться. Вопреки приказу, он укрылся в крипте рижского кафедрального собора.
Сергий в миру Димитрий Воскресенский, родился в Москве в 1898 г. в семье московского священника и до революции учился в семинарии, которую не успел закончить. В начале революции был послушником в Даниловом монастыре. Там же, принял монашество с именем Сергий. Исследователи, беседовавшие с людьми, знавшими лично отмечают, что в 1920-е годы это был религиозный, монах, тем не менее, любивший жизнь и светские удовольствия, любил выпить и провести время среди молодежи, за что на него неоднократно накладывались епитимии. С 1926 г. он стал сотрудником канцелярии Московской Патриархии. Вероятно, в 30-е годы епископ Сергий тесно сотрудничал с митр. Сергием (Страгородским), что и повлияло на дальнейшую карьеру молодого епископа.63
С приходом в Прибалтику немцев (Вермахт вошел в Ригу 30 июня) митр. Сергий постарался найти общий язык с новой властью. При его дипломатичности успех ему был заранее обеспечен. Он умел преподать себя в нужном свете. Вскоре он хорошо зарекомендовал себя как яростный антикоммунист. С помощью роскошных банкетов и щедрых подарков митр. Сергий обзавелся нужными знакомствами с партийными функционерами и высшими чинами СС. омфортабельный дом митрополита и личный автопарк производили впечатление на немцев.
В отличие от других советских территорий, оказавшихся под немецкой оккупацией, в Прибалтике произошло расширение территории РПЦ и укрепление власти ее экзарха, несмотря на то, что в Эстонии и Латвии открыто проявились тенденции к автокефалии. Сразу же после ухода Советов из Прибалтики митрополиты Латвийский и Эстонский постарались восстановить утраченную независимость от Москвы. 20.7.1941 г. митр. Рижский Августин (Петерсон) сделал запрос германским властям с просьбой о восстановлении Латвийской Православной Церкви под юрисдикцией онстантинополя. Аналогичную просьбу, но уже от имени Эстонской Православной Церкви, сделал митр. Таллинский Александр (Паулус). азалось, что церковный раскол был неминуем. Но 12.9.1941 г. митр. Сергий (Воскресенский) обратился к германским властям с докладной запиской, в которой объяснял всю нежелательность для Берлина допускать, чтобы Церковь в Латвии и Эстонии подчинялась онстантинопольскому патриарху, чей западноевропейский экзарх проживал в Лондоне и имел тесные связи с британским правительством. Владыка Сергий сумел доказать немцам преимущества канонического подчинения Прибалтики. Иными словами, он предложил оставить Прибалтику в подчинении РПЦ, а его, ее экзархом.
По сути, Сергий добился от Берлина разрешения. В результате раскол в Прибалтике не состоялся, а некоторым «автокефалистам» ,не без участия Сергия,пришлось даже иметь дело с гестапо. Немцам надоело терпеть амбициозные заявления сторонников автокефалии, требовавших выдворения из Латвии «большевицкого ставленника», агента Ч экзарха митр. Сергия.64 В Латвии раскол закончился в ноябре 1941 г., когда гестапо потребовало от митр. Августина немедленного прекращения деятельности его Синода.65
Что же касается его отношений с Москвой, то немцы поначалу выступали за их разрыв. Однако митр. Сергий сумел убедить Берлин, что РПЦ никогда не примирялась с советской властью, подчинившись ей только внешне. Доказывал немцам экзарх и то, что их вмешательство в управление Церковью (как, например, разрыв канонических связей с Москвой) может быть использовано Советами для антигерманской пропаганды.
Все эти переговоры привели к тому, что, когда в 1942 году митр. Эстонский Александр порвал с Сергием, в то время как другой эстонский епископ (Павел Нарвский) остался ему верен, немцы постановили, что митрополиты Александр и Августин должны именоваться соответственно митрополитами Ревельским и Рижским, а не Эстонским и Латвийским, т.к. митрополитом всех трех прибалтийских государств является Сергий (Воскресенский).66 В инструкциях, разосланных фашистскими чиновникам, указывалось, что, хотя приходы в Эстонии могут входить как в Эстонскую епархию митр. Александра, так и в русскую епархию еп. Павла, германское командование предпочитает, чтобы как можно больше приходов вошло в русскую епархию. Следует отметить, что большинство приходов в Прибалтике осталось в подчинении митр. Сергию. Отчасти это объясняется тем, что паства не хотела рвать отношений с Русской Церковью, а отчасти тем, что все видели, на чьей стороне немцы.
Окончательно немецкая политика по отношению к РПЦ в Прибалтике была сформулирована на совещании в Рейхсминистерстве Восточных земель 20.6.1942 г. Суть итога совещания сводилась примерно к следующему:
1. Оккупационные власти считают для себя выгодным объединение всех православных вокруг московского экзарха с целью выселения их после войны в Рейхскомиссариат «Москва».
2. Для германского руководства не столь важно, кому номинально подчиняется экзарх в Прибалтике - Москве или онстантинополю, тем более, что пребывание экзарха онстантинопольского Патриарха в Лондоне действительно не может быть приятным.
3. Такая политика дает возможность оккупационным властям подчеркивать свою веротерпимость и использовать полностью антикоммунистические выступления экзарха Сергия в пропагандных целях.67
Можно лишь догадываться о том давлении, которое испытал на себе в Москве митр. Сергий (Страгородский) со стороны советских властей, требующих от него осуждения своего прибалтийского экзарха. В конце концов, большевики своего добились, и 22.9.1942 г. митр. Сергий (Страгородский) обратился с посланием, в котором говорилось: «...Народ ради блага родины не считает своих жертв и кровь проливает и самую жизнь отдает... А вот в Риге в начале августа объявились православные наши архиереи... во главе с присланным из Москвы Сергием Воскресенским, которые «не пожелали страдать с народом Божиим», а предпочли «имети временную греха сладость» (Евр. 11,25), пожить благополучно, питаясь от крупиц с фашистского стола... Волосы встают дыбом при чтении об истязании фашистами женщин, детей и раненых. А митрополит Сергий Воскресенский со своими «сподвижниками»-архиереями телеграфируют Гитлеру, что они «восхищаются ведущейся (Гитлером) героической борьбой» (с беззащитными?!) и «молят Всевышнего, да благословит Он (фашистское) оружие скорой и полной победой...».68 Это послание и не вызвало у экзарха Прибалтики обиды, а когда архиерейский Собор 1943 года отлучил от Церкви всех клириков, проявивших себя коллаборационистами и среди них был назван и митр. Сергий (Воскресенский), последний напечатал в прибалтийских газетах статью под названием «Сталин не Савл, он не станет Павлом», в которой высмеял иллюзорность надежд на мир коммунистов с Церковью,69 но с Москвой все-таки не порвал. Примечательно, что этого разрыва требовали от него и немцы, когда митр. Сергий (Страгородский) стал Патриархом, но владыка Сергий убедил их в нелогичности такого требования, объяснив, что большевики смогут использовать возникший церковный раскол в антигерманской пропаганде - играя на вмешательстве оккупационных властей во внутрицерковные дела.
По сути, единственное, чего не удалось митр. Сергию добиться от Берлина, это - разрешение на каноническое подчинение себе Белоруссии. У Розенберга на это счет были свои соображения.
Но несмотря на «неудачу» митр. Сергия с Белоруссией, не будет ошибкой назвать его самым активным иерархом Русской Церкви сотрудничавшим с нацистами на оккупированной территории СССР. «Помимо отстройки церковной организации и отстаивания интересов Церкви на территории своего экзархата, митр. Сергий приложил немало усилий для духовного окормления православной паствы в захваченных гитлеровцами северо-западных районах СССР. Чего стоит только одна Псковская Миссия (о чем будет рассказано в соответствующей главе). Вся эта деятельность не могла вызвать одобрения у советской власти
Люди, смеющие это делать, совершенно справедливо заносились ею в разряд врагов народа и пособников гитлеровцев. арающим мечом советского правосудия, по замыслу Сталина, должны были здесь служить партизанские отряды, действующие на оккупированной территории. Именно к ним был обращен призыв советского вождя «создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу...».70 Митр. Сергий (Воскресенский) был одним из этих пособников. Согласно воспоминаниям людей, близко его знавших, он всерьез опасался за свою безопасность...
28.4.1944 года по дороге из Вильнюса в аунас экзарх Сергий и сопровождавшие его лица были ликвидированы неизвестными. По показаниям местных жителей, нападавшие были одеты в немецкую военную форму. Немцы заявили, что убийство митрополита было организовано советскими партизанами. Советская пропаганда приписала это убийство нацистам.
Рижский священник о. Николай Трубецкой, отсидевший 10 лет за участие в Псковской Миссии, утверждает, что встретил в лагере человека, якобы бывшего советского партизана, который сообщил ему, что он участвовал в убийстве митрополита, совершенном по приказу советской разведки.71
О сомнительности версии об убийстве митр. Сергия немцами говорит и тот факт, что никто из современных церковных историков не смог связно аргументировать логику, по которой немцам было бы выгодно избавиться от митр. Сергия.
4часть
Положение Церкви в Белоруссии
Белоруссия была регионом, одним из первых оказавшимся под оккупацией, вследствие стремительного продвижения Вермахта на Восток, и в то же время она была для немцев наглядным примером результатов советского правления. ак писал историк Белорусской Церкви еп. Афанасий (Мартос), «немецкие войска застали церковно-религиозную жизнь в Восточной Белоруссии в разрушенном состоянии. Епископов и священников не было, церкви были закрыты, переделаны в склады, театры, а многие разрушены. Монастырей не существовало, монахи разбрелись.»
Белоруссия вместе с Прибалтикой входила в один рейхскомиссариат (Остланд), В силу того, что экзарх западных областей Украины и Белоруссии митр. Николай (Ярушевич) не предал родину и предпочел остаться на советской территории, Белоруссия и Украина оказались без правящего архиерея.
Буквально с самого начала оккупации в церковной жизни Белоруссии проявилось противостояние между сторонниками подчинения Москве и теми, кто предпочитал автокефалию. Поощряя белорусский национализм, фашисты стремились создать национальную автокефальную Церковь, опираясь здесь на белорусских националистов, приехавших сюда из Чехии и Польши.
Сущность нацистской религиозной политики в Белоруссии сводилась к семи пунктам:
1. Организовать православную Церковь самостоятельно, без всяких сношений с Москвой, или Варшавой, или Берлином.
2. Церковь должна носить название «Белорусская автокефальная православная национальная Церковь».
3. Церковь управляется своими св. канонами, и немецкая власть не вмешивается в ее внутреннюю жизнь.
4. Проповедь, преподавание Закона Божия, Церковное управление должны производиться на белорусском языке.
5. Назначение епископов должно производиться с ведома немецкой власти.
6. Должен быть представлен немецкой власти статут «Белорусской Православной автокефальной национальной Церкви».
7. Богослужения должны совершаться на церковнославянском языке.74
в марте 1942 г. собор белорусских епископов избрал архиепископа Пантелеймона (Рожновского), моменту проведения собора Белорусская Церковь включала в себя уже 6 епархий:
1. Минская - во главе с митр. Пантелеймоном (Рожновским).
2. Гродненско-Белостокская (находившаяся за пределами рейхскомиссариата «Остланд» и поэтому получившая статус экзархата) - во главе с архиеп. Венедиктом (Бобковским), получившим права экзарха Восточной Пруссии.
3. Могилевская - с еп. Филофеем (Нарко).
4. Витебская - с еп. Афанасием (Мартосом).
5. Смоленско-Брянская - с еп. Стефаном (Севбо).
6. Барановичско-Новгородская .75
Отказ от провозглашения автокефалии Белорусской Церкви не мог понравиться белорусским националистам. Именно поэтому они приложили все усилия для отстранения митр. Пантелеймона от управления Церковью - усилия, в конечном итоге увенчавшиеся успехом. По настоянию националистов, фашисты передали управление Церковью его ближайшему помощнику, архиеп. Филофею (Нарко). Филофей писал и в своем письме рейхскомиссару «Остланда» Х. Лозе от 30.7.1942 г.: «Это очень важное и ответственное положение, требующее точности и правильности церковного канона священной всеобщей Православной Церкви...» 77
В конечном итоге, 30.8.1942 г. в Минске состоялся т.н. «Всебелорусский Православный Церковный Собор». Инициаторами его созыва выступили сторонники автокефалии Результатом четырех дней работы собора стала выработка статута Белорусской Церкви и утверждение мероприятий по достижению автокефалии. Гитлеру была послана телеграмма: «Первый Всебелорусский Церковный Собор в Минске от имени православных белоруссов шлет Вам, господин рейхсканцлер, сердечную благодарность за освобождение Белоруссии от московско-большевицкого безбожного ига, за предоставленную возможность свободно организовать нашу религиозную жизнь в форме Святой Белорусской Православной автокефальной церкви и желает быстрейшей полной победы Вашему непобедимому оружию». 79 Послания главам других Церквей были переданы нацистам лишь спустя год.
В мае 1944 г. собор белорусских епископов издал резолюцию, называющую большевизм «сатанинским отродьем» и «сыном дьявола»81 ,
огда белорусские архиереи (во главе с митр. Пантелеймоном) бежали в Германию, все они примкнули к РПЦЗ, что лишний раз подтверждает их «прорусскую позицию».
Хотя Розенберг и требовал от гауляйтера Лозе, чтобы Русская Церковь соблюдая умеренность не распространяла своего влияния на православных белоруссов, последнему выполнить такую директиву было не так-то просто. В своих рапортах, СД была вынуждена констатировать отсутствие священников-автокефалистов.82 роме того, в западных областях Белоруссии, где были сильны позиции католичества, немцы были склонны поддерживать православных, видя в католическом населении польскую «пятую колонну».
Одной из отличительных черт немецкой оккупации в Белоруссии была особенная распространенность бесчеловечного обращения оккупантов с гражданским населением. Массовые облавы, аресты, карательные рейды СС не могли вызвать у местных жителей нежных чувств по отношению к творцам «нового порядка».
Вероятно, этим и объясняется факт сотрудничества около десятка белорусских священнослужителей с советским подпольем и НВД. Иногда подобным священнослужителям приходилось за это расплачиваться не только собственной жизнью, но и жизнью своих прихожан. Так, например, священник с. Хоростово Минской епархии о. Иоанн Лойко за активную партизанскую работу был сожжен СС в собственном храме вместе с 300 прихожанами. Чудом избежал подобной участи и священник узьма Раина, чья деятельность в качестве партизанского осведомителя была разоблачена гестапо. Подобное поведение духовенства (как, впрочем, поведение немцев) разительно отличало Белоруссию от других оккупированных немцами регионов СССР.
В самой же Белоруссии немецкая оккупация вызвала повсеместно «религиозный подъем». В одном лишь Минске, где к приходу немцев не было ни одной действующей церкви, спустя всего 3-4 месяца их открылось уже 7 и было крещено 22 тыс. детей. По Минской епархии было открыто 120 церквей. Оккупационные нацистские власти открыли пастырские курсы, каждые несколько месяцев выпускавшие 20-30 священников, дьяконов и псаломщиков.83 Аналогичные пастырские курсы были открыты и в Витебске. В ноябре 1942 г. в витебскую Свято-Покровскую церковь были перенесены мощи св. Евфросинии Полоцкой. В мае 1944 года мощи преподобной были перевезены в Полоцк, где действовали 4 храма и монастырь.84 В некоторых районах Белоруссии, например, в Борисовском, было восстановлено до 75% дореволюционных церквей (в самом Борисове 21 храм). Процесс «возрождения церковной жизни» продолжался вплоть до самого отступления немцев из Белоруссии. Так, в донесении командования группы армий «Центр» за январь-февраль 1944 г. говорилось, что в районе расположения 4-й армии вновь открыто 4 храма, а в Бобруйске впервые за время войны на рещение состоялся крестный ход на р. Березину с участием 5000 человек.
5 часть
Церковь на оккупированной Украине
В отличие от Белоруссии, церковная жизнь на Украине в период немецко-фашистской оккупации была весьма насыщена катаклизмами и междоусобной борьбой. В регионе, который и в лучшие времена не славился единоверием и религиозной терпимостью, начавшаяся война обнажила все межнациональные и межконфессиональные противоречия, накопившиеся за несколько столетий.
Гитлеровское нападение на СССР жители Украины, в массе своей, приветствовали с не меньшим энтузиазмом, чем жители Прибалтики, немцев многие воспринимали как освободителей. О периоде перед приходом немцев одна киевлянка вспоминает так: «Что касается передач советского радио о зверствах немцев, то эти передачи расценивались как пропаганда и не принимались всерьез. Трагично было то, что некоторые наши друзья, евреи по национальности, также не верили известиям о преследованиях и убийствах евреев и отказывались эвакуироваться на восток. Для оппонентов советской власти мысль о том, что немцы - культуртрегеры, была более убедительна.».86
Однако если в восточных областях Украины приход немцев воспринимался просто как избавление от сталинизма, то в Западной Украине с крушением режима Советов связывались далеко идущие перспективы. В Галиции и ряде других областей Западной Украины националистические круги были склонны видеть в немецко- фашистской оккупации не только избавление от большевизма, но и возможность обрести полную независимость от Москвы. Составленный С. Бендерой «Акт провозглашения Украинского Государства» заявлял, что «обновленное Украинское Государство будет тесно сотрудничать с Национал-Социалистической Великой Германией, которая под руководством вождя Адольфа Гитлера создает новый порядок в Европе и мире и помогает Украинскому Народу освободиться из-под русской оккупации».87
Самостийники полагали, что возникновение дружественной по отношению к Рейху Украины будет достаточной наградой Гитлеру. Со своей стороны, немцы охотно поддерживали украинский национализм, поощряя различные амбициозные начинания выходцев из Галиции. Эта политика более чем красноречиво сказалась на жизни Православной Церкви на Украине...
Помимо национал-шовинистского фактора, сложность религиозной ситуации на Украине заключалась еще и в том, что в Галиции существовала довольно сильная греко-католическая (униатская) Церковь. Именно к ней принадлежало большинство наиболее активных деятелей националистического движения. Их антирусские взгляды вызывали симпатию у оккупационного режима, для которого лозунг «разделяй и властвуй» составлял стержень в концепции борьбы за жизненное пространство на Востоке. Желая свести к минимуму русское влияние на Украине, нацисты поддерживали украинский сепаратизм, однако при этом энергично пресекали любые попытки католической миссионерской деятельности к востоку от Галиции, ибо на Украине, также как и в Белоруссии, немцы склонны были видеть в католиках проводников польского влияния.
Еще одной особенностью религиозной жизни на Украине было то, что в ее западных областях существовала Польская Православная Церковь, иерархи которой были склонны воспользоваться Восточным походом фашистов для увеличения своей «канонической территории». Однако, когда глава Польской Церкви митр. Дионисий (Валединский) после занятия немецкой армией всей Украины заявил свои права и на ее восточные земли,
Подавлялись также фашистами и попытки возродить обновленчество, в активистах которого они видели советскую агентуру. Так, в сводке СД от 18.10.1941 г. указывалось, что в г. Бердичеве были запрещены богослужения «живоцерковников».88
Все эти противоречия, конфронтации и нестроения в полной мере использовал рейхскомиссар Украины Э. ох, один из самых аморальных представителей элиты Рейха, отличавшийся крайней жестокостью даже на фоне других нацистских функционеров.89 Будучи довольно проницательным человеком, он умел мастерски манипулировать людьми и играть на их самых низменных чувствах.
На фоне всего вышеизложенного особенно отрадно выглядит тот факт, что большинство православного духовенства «сохранило верность своей Церкви» и пошло на поводу страстей и призывов различных национал-радикалов. 18.8.1941 г. больше половины православного епископата, оказавшегося на занятой немцами территории Украины, собралось на Собор в Почаевской Лавре. На этом соборе и было провозглашено создание автономной Украинской Церкви. Ее главой был избран архиеп. Алексий (Громадский), возведенный на этом же Соборе в сан митрополита. 25.11.1941 г.
Митрополиту Варшавскому Дионисию, отказавшемуся признать автономную Украинскую Церковь и не бывшему в силах распространить свое влияние на восток, ничего не оставалось, как способствовать появлению на Украине независимой от Москвы автокефальной Украинской Церкви.
В самой сущности автокефальной Украинской Церкви хорошо отразились антирусские и откровенно сепаратистские настроения и амбиции украинских национал-радикалов. Помимо разрыва канонического общения с Москвой и отказа от молитвенного поминания митр. Сергия (Страгородского), борцы за национальное возрождение» упразднили даже церковнославянский язык богослужения, заменив его украинским. В то же время националистическая пресса подвергала травле священнослужителей, отказавшихся признать права архиеп. Поликарпа (с мая 1942 г. - уже митрополита) на возглавление Украинской Церкви.92
Выполняя рекомендации Розенберга стимулировать рост антирусских настроений и препятствовать распространению русского национализма, рейхскомиссар ох изначально сочувствовал автокефальной Церкви. Уже в сводке СД от 9.9.1941 г., с явным беспокойством отмечалось, что в Галиции группа С. Бендеры проводит пропаганду независимой Украины, используя в своих целях религиозные праздники.93 В другой сводке, от 8.12.1941 г. отмечалось, что часть украинских сепаратистов арестована, политика их принимает все более антинемецкий характер, руководящие круги ОУН не верят в победу Германии и создают собственные партизанские отряды.94
Собственно, ряды украинских националистов не были примером сплоченности. Возникшие на Украине повстанческие движения мельниковцев и бендеровцев не прочь были разрешать свои разногласия с помощью оружия. И тем, и другим - Православная Церковь нужна была в качестве пропагандистского символа.
Что же касается советских партизан, то, действуя по директивам Москвы, они представляли серьезную опасность для духовенства, «рискнувшего возрождать религиозную жизнь» на местах оккупированных нацистами.
Действовавшие на территории Украины польские партизаны Армии райовой, боровшиеся за восстановление Польского государства в границах до 1939 года, участвовали в стычках и с немцами, и с бендеровцами, и с мельниковцами, и с красными партизанами. По понятным причинам, в православном населении, поляки видели не союзника, а продукт русского имперского шовинизма.
Что касается немцев, то они первоначально симпатизировали идее объединения автономной и автокефальной Церквей. Однако, когда они увидели, что украинский национализм принимает все более антинемецкую направленность, к возможности установления церковного единства оккупанты стали относиться более прохладно. И если раньше, исходя из принципа «разделяй и властвуй», ох явно поддерживал автокефалистов, то к 1943 году, при виде растущего партизанского движения украинских националистов (ОУН), гауляйтер предпочел не вмешиваться во внутрицерковную конфронтацию.
Собственно, попытки к объединению предпринимали и сами иерархи. Так, в октябре 1942 г. в Почаевской Лавре состоялась встреча главы автономной Церкви митр. Алексия (Громадского) с двумя архиепископами автокефальной Церкви - Никанором (Абрамовичем) и Мстиславом (Скрыпником). В результате было достигнуто соглашение об объединении двух Церквей. Стороны согласились на том, что объединенная Церковь будет возглавляться Варшавским митр. Дионисием (Валединским), который будет выполнять функции иевского местоблюстителя до той поры, пока не будет созван Всеукраинский Собор. Соглашением предусматривалось, что будет создан Священный Синод, который будет состоять из трех автокефальных и двух автономных архиереев. Секретарем Синода должен будет стать известный автокефалист еп. Мстислав (Скрыпник) - племянник Петлюры.
23 октября митр. Алексию на приеме в рейхскомиссариате было заявлено, что оккупационная власть считает недопустимым какое-либо участие митр. Варшавского Дионисия в жизни православной Церкви на Украине, и что он никоим образом не может исполнять функции митр. иевского и его компетенция ограничивается православными приходами в Польском генерал-губернаторстве. Помимо этого, митр. Алексию было заявлено, что немецкие власти не допустят участия в деятельности Синода личностей, в прошлом занимавшихся политической деятельностью.. Негативное отношение немцев к идее слияния украинских Церквей вполне удовлетворила митр. Алексия, и он отказался от дальнейших попыток их воссоединения.99
В отличие от автокефальной, священноначалие автономной Церкви демонстрировало полную аполитичность и абсолютную лояльность к немецким властям, и уж тем более - не поддерживало никаких связей с партизанским движением. Случаи сотрудничества духовенства с партизанами были чрезвычайно редким исключением. Принимая все это во внимание, рейхскомиссар ох нашел автономную Церковь более заслуживающей доверия, чем автокефальную.
Этим и объясняется тот факт, что с конца 1942 г. нацисты стали с большей благосклонностью относиться к автономной Украинской Церкви. И если даже в 1941 г., несмотря на тогдашнюю поддержку нацистами автокефалистов, к автономной Церкви принадлежало 55% верующих,100 то с 1943 года автокефальная Церковь стала еще больше проигрывать свои позиции.
Последовала широкая волна убийств духовенства автономной Церкви. Был убит ее глава митр. Алексий (Громадский), а также еп. Мануил (Тарновский). Только на Волыни за лето 1943-го было уничтожено партизанами 27 священников автономной Церкви. В некоторых случаях духовенство уничтожали вместе с членами их семей.101 Хотя на Волыни подобная практика способствовала увеличению числа приходов автокефальной Церкви, в целом же юрисдикционная раскладка от этого не изменилась. Донесения немецких властей, как и показания церковных деятелей, свидетельствуют о том, что несмотря на партизанский террор, подавляющее большинство населения Украины поддерживало автономную Церковь.102
Гораздо безмятежнее протекала жизнь Православной Церкви в регионе, оккупированном фашистской Румынией. В него входила юго-западная часть Украины (т.н. Трансистрия) и Молдавия. Если учесть, что государственной религией в Румынии было Православие, то становится понятным искреннее желание румынских властей содействовать церковному возрождению на занятой ими территории. В одной только Трансистрии было открыто около 500 храмов, а численность духовенства достигла 600 человек. В Дубоссарах снова открылась духовная семинария, а в школах было введено религиозное обучение.103 Профашистское румынское правительство предпринимало попытки румынизации местного населения
Для Украины же, несмотря на тяготы военного времени, немецкая оккупация тоже обернулась «возрождением религиозной жизни». Было открыто 5400 храмов и 36 монастырей. В иевской епархии, где к приходу немцев осталось 2 храма, к концу оккупации их было уже 798.104 Что касается данных по другим епархиям, то они следующие: в Винницкой области было открыто при немцах 822 храма, Одесской - 500, Днепропетровской - 418, Ровенской - 442, Черниговской - 410, Полтавской - 359, Житомирской - 346, Сталинской (Донецкой) - 222, Харьковской - 155, Николаевской и ировоградской - 420 и не менее 500 в Запорожской, Херсонской и Ворошиловградской.105 Само собой разумеется, что такое количество храмов, требовало и новых священнослужителей. Именно для этого и автономная и автокефальная Церкви организовывали пастырские курсы.
Большое внимание уделялось и обращению к вере тех, кто не был крещен. Одним из ярких примеров может здесь служить рым. ак вспоминает одна из православных очевидцев тех событий: «Феодосия встречала немцев хлебом-солью, за что люто потом поплатилась. Временное освобождение города представляло сплошной кошмар: расстрелы, массовые изнасилования, отравление колодцев... А немецкие оккупанты все же проявляли человечность, когда действовали не по приказам, а по «движению человеческого сердца». Было все: страшные расстрелы невинных оставшихся в городе евреев, безнадежное положение русских военнопленных, и вместе с тем немцы поддерживали какой-то порядок, открыли церкви».106
Именно в рыму «религиозное пробуждение» ощущалось особенно сильно. Согласно одному из донесений СД, только за декабрь 1942 г. в рыму было крещено 200 тыс. человек.107 Люди «снова тянулись в храмы, после двух десятилетий торжества богоборцев»
Подводя итог анализу религиозной ситуации на Украине, нельзя не отметить ее специфичности. В Прибалтике Православная Церковь сохранила единство (не без немецкой поддержки) и не позволила местным националистам учинить церковный раскол. В Белоруссии инициаторами раскола выступили уже сами немцы, всячески поддерживавшие белорусских националистов и подталкивавшие их (абсолютно тщетно) к созданию «своей» белорусской Церкви. Лишь только на Украине Церковь не смогла избежать раскола, ибо его двигателем здесь стали группы украинских националистов, достаточно мощные и хорошо организованные..
И все-таки, несмотря на различия в действиях фашистской оккупационной администрации этих регионов, церковная политика немецких властей здесь, так или иначе, координировалась и определялась из Берлина.
Однако не везде было так. На обширной оккупированной территории Российской Федерации зачастую единственными представителями германских властей были военные. В отличие от Прибалтики, Белоруссии и Украины, где власть всецело принадлежала «сверхчеловекам» из СС и партаппаратчикам, в российских областях, находившихся под управлением Вермахта, как правило, царила совсем другая атмосфера.
6 часть
«Духовное возрождение» на Юге России
Значительная часть населения Дона, убани и Ставрополья не склонна была рассматривать немецкий режим как оккупационный.
1-ю танковую армию генерал-лейтенанта фон лейста, прорвавшуюся осенью 1941 г. на Дон, население встречало цветами. То, что где-нибудь в Белоруссии еще могло иногда восприниматься как ужимки перед фашистскими оккупантами, здесь представляло не что иное, как «демонстрацию искренних чувств благодарности».
Именно в этом контексте и следует рассматривать, к примеру, речь еп. Таганрогского Иосифа (Чернова) от 17.10.1942 г., посвященную годовщине освобождения города от большевиков, в ней, в частности, было сказано следующее: «...палачи русского народа навсегда бежали из Таганрога, в город вступили рыцари германской армии... Под их защитой мы, христиане, подняли поверженный крест, стали восстанавливать разрушенные храмы. Возродилось наше прежнее чувство веры, ободрились пастыри церкви и снова понесли людям живую проповедь о Христе. Все это стало возможным только под защитой германской армии».111 Тогда же, 17 октября, епископ Иосиф отслужил литургию в Никольском соборе Таганрога, произнес краткое слово собравшимся, посвященное событию, а затем возложил венок на могилы германских воинов.
Современному российскому исследователю, знакомому с материалами Нюрнбергского процесса, очень трудно понять германофильские заявления и поведение православного духовенства и мирян той эпохи. Еще сложнее избежать поверхностных суждений и обобщений при характеристике умонастроений российских граждан, оказавшихся под германской оккупацией.
Подобные настроения не были секретом и для 60-летнего генерал-лейтенанта фон лейста, которому особенности прифронтовой жизни (без гауляйтеров и берлинских чиновников) позволили издать приказ по своей 1-й танковой армии, с напоминанием солдатам о том, что они находятся на не на оккупированной территории, а на земле союзника.113
Приказ этот вылился не только в «гуманное обращение» солдат Вермахта с гражданским населением, но и в активное содействие восстановлению и открытию православных храмов.
В Ростове-на-Дону, где до войны действовала лишь одна церковь, немцы открыли 7 храмов. Ежедневно в храмах служилось по две литургии. В Новочеркасске были открыты все храмы, какие только можно открыть. 114 В одной только Ростовской области было открыто 243 храма. Епископу Таганрогскому Иосифу удалось даже вернуть себе прежний архиерейский дом.115 Со стороны немцев никакого вмешательства в церковные дела не наблюдалось. Мало того, осенью 1942 г. всерьез разрабатывались планы проведения Поместного Собора Русской Православной Церкви в Ростове-на-Дону или Ставрополе, с целью избрания Патриархом митр. Берлинского Серафима (Ладе).116
Отличительной особенностью церковного «возрождения» на Юге России было и то, что православному духовенству приходилось заниматься не только богослужениями, требами и катехизаторскими беседами, но и духовным окормлением солдат многочисленных русских воинских подразделений находившихся на службе у фашистов. От Дона до Терека «благодарность немецкой армии выражалась населением не только в словах, но и на деле». Число одних только фашистских казачьих частей достигло 20 полков.117 Стоит также отметить, что казачьи полки были в Вермахте «на особо хорошем счету». Бросался также в глаза и их религиозный облик: обязательное для всех утреннее и вечернее правило, молебны перед боем.118
Само собой разумеется, что подобное « возрождение лучших традиций русского воинства», ложилось на плечи местного духовенства. «чести» этих православных священнослужителей следует сказать, что они не только самоотверженно исполняли свой пастырский долг и несли вместе с изменниками родины все «тяготы военной жизни», но и разделили их трагическую судьбу в конце войны...
В своих воспоминаниях «Падение Ростова» Н. Туров описал немецкого генерала, присутствовавшего в храме на литургии и пораженного глубиною веры молящегося народа. Генерал был расстроен, и глаза его были влажны. 119
7 часть
Положение Церкви в оккупированных областях Центральной России
«...само Небо вступилось за наши попранные права...»
еп. Смоленский и Брянский Стефан (Севбо)
«Религиозный подъем» порожденный немецкой оккупацией, в не меньшей степени охватил и население средней полосы России. Едва только Советы оставляли какой-либо населенный пункт, как сразу же «духовная жизнь в нем начинала возвращаться в естественное русло.»..
Сразу после занятия Смоленска немецкой армией в чудом уцелевшем кафедральном соборе начались богослужения. Из 160 тыс. населения города сумели избежать эвакуации лишь 25 тыс. человек. И хотя собор хранил еще на себе надпись «антирелигиозный музей», церковные службы в нем сразу же стали собирать множество горожан. В городе, где до прихода немцев действовала лишь одна церковь, через год их было уже пять. За время немецко- фашистской оккупации поголовно было крещено все детское население города. Затем начались выезды в деревни. За одно крещение крестили от 150 до 200 человек. Недостаток священнослужителей побудил еп. Смоленского и Брянского Стефана (Севбо) организовать в Смоленске пастырские курсы, выпустившие за первые 7 месяцев своего существования 40 священников.120
С приходом немцев связано и еще одно «знаменательное событие» - обретение иконы Божией Матери Смоленской. Знаменитая святыня была найдена фашистским солдатом на крыше собора как раз под 10 августа (день, когда эта икона чествуется).121 Эта чудотворная икона считалась потерянной. Предполагалось, что ее уничтожили большевики в 1918 году. И вот впервые за 23 года перед этой святыней была отслужена служба. Датский журналист Янсен так описывает это богослужение: «Священник не помнил такого множества народа, которое собрано на эту службу. Из убежищ около собора, из близких и дальних окраин согнаны старики, женщины и дети. Тихонько поднимались они, по высоким лестницам собора, к древнему Божиему храму, ныне снова им возвращенному. Во время богослужения были сначала тихи, как будто не понимали того, что пред ними совершается, но потом слезы стали стекать по их испуганным лицам, и, наконец, плакали все эти несчастные, изголодавшиеся люди. Священник с длинной белой бородой и разбитыми руками, Сергий Иванович Лукский, поднимает крест к образу Божией Матери, который немецкий солдат нашел под крышей собора, и, прося благословения у Пресвятой Богородицы, он благословлял всех верующих перед тем, как они разошлись до своих бедных жилищ».122
Хотя формально Смоленская область находилась управлением рейхскомиссариата «Остланд», на деле же оккупационную администрацию представляли военные. Церкви это обстоятельство позволяло не только избежать излишней опеки со стороны нацистских властей, но и открывало такие возможности, которых на территории рейхскомиссариата у нее бы не было. В частности, с разрешения Вермахта, были организованы радиопередачи на религиозные темы. Задачу эту взяла на себя группа смоленской интеллигенции, объединившейся вокруг кафедрального собора. Этот же кружок занимался самым разнообразным «просветительством». Так, например, ими был издан молитвослов тиражом в 15 тыс. экземпляров, организованы две передвижные библиотеки духовной литературы, а также духовные концерты на радио и площадках. Успехи этого кружка были столь впечатляющими, что 25.3.1943 г. он был преобразован в Смоленский епархиальный комитет «по нравственному просвещению» под председательством преосвященного Стефана, епископа Смоленского и Брянского.123
Подобная разносторонняя деятельность Церкви не могла не отразиться и на ее восприятии населением области. Все чаще и чаще храмы становились не только центром «духовной жизни», но и центром служения оккупационному режиму. «Реалии новой жизни заставляли задумываться о будущем государственном устройстве, о сокрушение большевизма и возрождении новой России». Именно с этой целью вышеупомянутый кружок смоленской интеллигенции обратился с посланием к Гитлеру, изъявляя готовность призвать русское население на борьбу против Сталина и выставить Русскую Освободительную Армию в 1 млн. солдат. Условием с русской стороны было признание границ 1939 года, равноправное положение русского народа и образование независимого русского национального правительства на демократической основе.124 Текст этого смоленского воззвания был передан в Берлин через фельдмаршала фон Бока.
Необходимость создания такого правительства и русской военной силы понимали не только в русских церковных кругах, но и в среде немецких военных. В соответствующем меморандуме Гитлеру, командующий сухопутными силами генерал-фельдмаршал фон Браухич написал: «Считаю решающим для исхода войны».126 Эту позицию поддержал и командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок, выразивший Гитлеру свое негодование по поводу карательных действий СС на российской территории. В декабре 1941 г. и фон Бок, и фон Браухич были смещены Гитлером со своих постов «по состоянию здоровья». Политические замыслы фюрера серьезно отличались от этических соображений германских военных...
И тем не менее, жизнь продолжалась. Происходило не только восстановление разрушенных храмов, но и отстройка церковной организации. 12-13 мая 1943 г. в Смоленске состоялся съезд духовенства Смоленско-Брянской епархии. Судя по повестке дня, съезд был очень важным событием. Участники обсудили в докладах и прениях целый ряд вопросов:
1. Об организации пастырских курсов.
2. О введении преподавания Закона Божия в школе.
3. О воспитании юношества.
4. Об устройстве благочиннических округов.
Съезд избрал членов епархиального управления, утвердил смету на содержание управления.127
Весьма примечательно, что, когда фашисты занялись переписью населения оккупированного Смоленска, выяснилось, что из 25429 жителей города 24100 назвали себя православными, 1128 - верующими других конфессий и лишь 201 (менее 1%) - атеистами.128 Столь неожиданные цифры послужили для немцев основанием, чтобы передать православным еще один храм, функционировавший до этого в качестве костела. Правда, нельзя принимать эти данные за полностью соответствующие реальной ситуации. Ведь среди ушедших на восток с советскими войсками жителей города был довольно высок процент атеистов. роме того, часть населения могла думать, что немцы будут ассоциировать атеистов с большевиками, и поэтому предпочитала скрывать свои подлинные взгляды. Всего в Смоленской области было открыто при фашистах 60 храмов, в Брянской и Белгородской не менее 300, урской - 332, Орловской - 108, Воронежской - 116.129
В урске в марте 1942 г. был воссоздан Свято-Троицкий женский монастырь со 155 насельницами. За недолгую оккупацию Орла фашисты успели открыть в нем четыре храма. ак писал английский журналист А. Верт: «Церкви в Орле процветали, они превратились, в активные центры русского национального самосознания...».130
Следует отметить, что просоветские настроения в церковной среде были редчайшим исключением, как, например, факт сотрудничества с советскими спецслужбами священника деревни Волки Смоленской области о. Аркадия. При нем же служил в качестве дьякона «Филипп Иванович» (коммунист-подпольщик).131 Впрочем, большевицкие агенты в рясах встречались все-таки редко - все сотрудничали с оккупантами
Особенно это чувствовалось в Брянске, где при немцах было открыто 12 храмов. Интенсивное восстановление церквей охватило и всю Брянскую область. «Находилась» спрятанная при большевиках богослужебная утварь, иконы, облачение. «Появлялись» и люди, способные петь и читать в церкви.
В Локотском районе Брянской области возникла даже целая «республика». Генерал-полковник Шмидт - командующий 2-й танковой армией признал ее автономным районом под «русским самоуправлением». В районе царил порядок, возрождалось материальное благополучие. Имелась у Локотской «республики» даже собственная профашистская армия РОНА - Русская Освободительная Народная Армия (20 тыс. человек) . Со временем «республика» увеличивалась, и в нее вошли 8 районов с 581 тыс. жителей.133 ак это ни странно, но Локотская «република» так и не оказалась под пристальным взором нацистских чиновников из Берлина.
8часть
Церковная жизнь в оккупированных немцами северо-западных областях России
«Не забывайте, что вы прибыли в страну, где на протяжении более 20 лет религия самым безжалостным образом отравлялась и преследовалась, где народ был напуган, принижен, угнетен и обезличен…» (Из напутствия митр. Сергия (Воскресенского) членам псковской Миссии).
«Возрождение церковной жизни» на северо-западе России в силу различных причин оказалось тесно связано со знаменитой Псковской Миссией.
Деятельность Миссии стала возможной, во-первых, благодаря личности митр. Сергия (Воскресенского), пользовавшегося доверием у оккупационной нацистской
администрации, а во-вторых, благодаря политическим стараниям фашистских чиновников из министерства Розенберга, полагавших, что оккупационной администрации не следует препятствовать распространению влияния прибалтийского экзархата на российские районы, занятые группой армий «Север».
Тот факт, что митр. Сергий предпринял энергичные шаги для духовного кормления православной паствы соседних с Прибалтикой областей, представляется «с канонической точки зрения совершенно законным», ибо митр. Ленинградский Алексий (Симанский) находился в блокированном Ленинграде и в силу этого лишь формально являлся управляющим епархией. ак писал сам митр. Сергий: «Мы почли долгом своим на время принять эту территорию под свое архипастырское покровительство, чтобы немедленно приступить на ней к восстановлению церковной жизни, и для этой цели направили туда миссионеров из Экзархата,».135
На языке нацистских чиновников эта Миссия называлась «Die Orthodoxe Mission in den befreiten Gebieten Russlands» (Православная Миссия в освобожденных землях России). Сразу же после получения разрешения от немецких властей Миссия выехала из Риги в Псков. Первые миссионеры (15 человек) прибыли туда 18.8.1941 г. Территория, на которой Миссии предстояло развернуть свою деятельность, включала в себя часть Ленинградской, часть алининской, Великолуцкую, Новгородскую и Псковскую области и имела население около 2 млн. человек. Несмотря на такую обширную площадь, состояние церковной жизни в эти областях было одинаковым и выражалось в ее полном отсутствии.. На всей территории, охваченной деятельностью Миссии (территории, равной по размеру Ирландии), был лишь один действующий храм с двумя священнослужителями.
Оккупационные нацистские власти признавали за митр. Сергием право руководить деятельностью Миссии, а саму Миссию считали частью РПЦ, а не какой-либо автономной структурой.
«Именно любовь и сострадание» заставило миссионеров покинуть тихую, благополучную Ригу и отправиться в прифронтовые области России, несмотря на реальную угрозу стать жертвой вездесущих «народных мстителей». Об этом о. Алексей вспоминает так: «Лучшее время моего пастырства - время, проведенное в Псковской Миссии, хотя внешне оно протекало в самой суровой обстановке. ругом партизаны. Встреча с ними - конец. Им не втолкуешь, что мы проповедуем Христа Распятого. Мы на этой стороне - значит, враги...».137
« августу 1942 г. (т.е. через год) в Миссии насчитывалось уже 77 пастырей, которые обслуживали 200 приходов.138 Тем не менее и миссионерам приходилось, как и раньше, служить на ниве Христовой с полной отдачей». Одних только крещений приходилось совершать за одну службу от 25 до 100. Священник Иоанн Легкий в августе-ноябре крестил 3500 детей.
Поэтому вполне можно доверять донесению СД от 21.9.1942 г. сообщающему: «Успех миссионерской работы обеспечен»140
В храмы ходили не только женщины и дети. Существенную часть прихожан составляли мужчины, бывшие военнопленные, а теперь власовцы. Да и немцы явно считали, что Миссия должна заботиться о своих освобожденных соотечественниках. ак вспоминает о. Георгий Тайлов: «Оккупанты относились к нам вежливо, но требовательно»
Однако если для освобожденного из плена власовца, вопрос о личной духовной жизни зависел от его желания прийти в храм, то у тех, кто до сих пор находился в плену, такой возможности не было. Понимая это, миссионеры обратились к военным нацистским властям, чтобы те разрешили священнослужителям приходить в лагеря и совершать богослужения. Просьба была удовлетворена. Священники смогли не только совершать богослужения в лагерях, но и
...