Российские чекисты и Йозеф Менгеле - связь времен
Kомментарии: 1
Хочу рассказать вам одну трогательную историю. В пятницу раздается звонок, я снимаю трубку: «Здравствуйте, Владимир Рудольфович, с Вами говорят из следственного управления при ГП РФ. Следователь такой-то. Мы вам должны передать письмо…». Я говорю: «Вы уж скажите, в чем дело?». Он говорит: «Сейчас дам трубку руководителю группы, которая этим занимается». О, как! На меня уже целая следственная группа работает. Приятно. Общаюсь дальше: «О чем будем говорить?». «Владимир Рудольфович, нам поступило письмо от депутата Госдумы такого-то, где сказано, что вы порочите деятельность правоохранительных органов, рассказывая о деле оршунова и Плиски».

Kак интересно! Оказывается, рассказывая правду, я порочу людей. Может, я чего-то не понимаю? И решил я обратиться к уважаемому Александру Ивановичу Бастрыкину, который возглавляет С при ГП РФ. Бастрыкин - очень уважаемый человек, доктор наук, награжденный многими медалями, многими званиями. Учился он с В.В.Путиным, интеллигентный человек, питерский. Он, наверное, не знает, что происходит в его ведомстве, поэтому я хочу ему немного помочь, хочу раскрыть ему глаза. И, как у интеллигентного человека, у него не могут не встать дыбом волосы от той истории, которую я вам сегодня расскажу.

Нет, я не собираюсь сегодня рассказывать о том, как бухгалтера г-жу Мордашову вызывали по «делу Бульбова», как на нее кричали, требовали, чтобы она дала показания, которые она не собиралась давать, требовали, чтобы она призналась в том, чего никогда не делала. Не хочу об этом говорить. Не хочу говорить о том, как адвокат Мордашовой Ольга Семенюк не могла ее найти, так как лишних несколько часов Мордашову где-то держали и говорили: «Адвокат не нужен, потому что ее не допрашивают, а ведут беседу». Нет, не об этом речь. Речь не о том, что Сторчак много месяцев находится в СИЗО, и его даже не допрашивают. О Сторчаке вы и так много знаете.

Я хочу вам рассказать совершенно другую историю, историю о человеке, о котором вы ничего, наверное, не слышали, он вам не интересен. Потому что он не друг друзей, не депутат Госдумы, не сенатор, он не проходит по делу Ходорковского. Нет, он всего лишь никому не интересный, когда-то выдающийся кардиохирург, лауреат премии Ленинского комсомола, а потом занялся бизнесом, Игорь ругляков. Вот этот Игорь ругляков был задержан по делу Сторчака и находится в СИЗО вместе со всеми. Но только он не такой как все, у него есть небольшая особенность, и эта особенность кардинально меняет представление о содержании этого человека под стражей.

Чтобы не быть голословным, я дозвонился до лечащего врача г-на руглякова и попросил его, как профессионала, описать состояние г-на руглякова. стати, хочу сказать, что его состояние многократно описывалось во время судебных заседаний, но, как было написано в одной из газет, «прокурор посмеялся над фразой г-на руглякова, что он в скором времени умрет, а ответственность за свою смерть возлагает на СУ ГП, на ФСБ». Почему он так сказал, вы поймете прямо сейчас.

Соловьев: Доброе утро, Сергей!

Сергей: Здравствуйте.

Соловьев: Сергей, скажите, пожалуйста, чем болен г-н ругляков?

Сергей: У него длинный диагноз. В основе этого диагноза стоит то обстоятельство, что у него нет собственного ритма сердца. Есть такое заболевание, когда у человека нет ритма, и этот ритм поддерживается электрическим устройством, который имплантирован в организм.

Соловьев: И это устройство нормализует ритм?

Сергей: Нормализует, да. Если раньше эти люди не жили, они просто погибали, то сейчас, после разработки и производства такого устройства, они спокойно живут и просто эпизодически, раз в 4-5 лет, это устройство меняют.

Соловьев: огда надо менять это устройство г-ну руглякову?

Сергей: В сентябре прошлого года.

Соловьев: Надо было уже менять?

Сергей: Да. Гарантийный срок у прибора истек в сентябре прошлого года, но он имеет определенный запас.

Соловьев: Скажите, пожалуйста, это устройство как-то влияет на жизнь человека? То есть, он обязательно должен регулярно проходить врачебные осмотры? Или, в принципе, он может находиться в камере в Лефортово?

Сергей: Нет, конечно, этот человек нормально, комфортно живет, когда устройство работает. Но, как только это устройство перестает работать, а в основе у него лежит обыкновенная батарейка, он тут же умирает. Тут же, через секунду.

Соловьев: А сотрудники из ФСБ знают, что у г-на руглякова такая проблема и он может в любой момент умереть?

Сергей: онечно, конечно, они тестировали это устройство

Соловьев: Что значит - они тестировали это устройство?

Сергей: Ну вообще… Даже слов не найду, рассказать, как это делалось. Они его привезли в очень известный институт и там устройство выключили. Человек потерял сознание.

Соловьев: Подождите, я плохо понимаю эту часть, - сотрудники ФСБ не поверили мнению врачей и решили проверить, действительно ли это устройство стоит?

Сергей: Да. И они выключили его, грубо говоря, и он на несколько секунд потерял сознание.

Соловьев: То есть, он был в состоянии клинической смерти?

Сергей: Абсолютно верно.

Соловьев: А какие врачи взяли на себя ответственность за то, что они отключили человеку прибор, который обеспечивает его жизнедеятельность?

Сергей: Я не побоюсь его фамилию назвать - его фамилия Джанджава. Не побоюсь, потому что он потом должен понять, что он сделал. И, грубо говоря, им просто повезло, что потом устройство удалось включить. Обычно при таком заболевании восстановить функции сердца крайне сложно.

Соловьев: Получается, что руками Джанджавы ФСБ отправило г-на руглякова на тот свет, а потом с того света благодаря Господу Богу его выдернули?

Сергей: Выдернули. Потом у него неделю страшно болела голова. Обычно после клинической смерти не все проходит бесследно, это только в фильмах все гладко бывает.

Соловьев: А его после состояния клинической смерти оставили в больнице, я надеюсь?

Сергей: Нет, ну что вы, его просто привезли в камеру, и дело с концом. И самое интересное, что эти врачи потом отказываются от всего.

Соловьев: А кто? Известно, что кто-то из следователей ФСБ дал указание провести тестирование этого устройства? то-то дал распоряжение на проведение такого рода операции? Это же опыты над людьми! Просто профессор Менгеле!

Сергей: Этой части я конечно не знаю. Я знаю медицинскую часть, сам факт потери сознания и головные боли.

Соловьев: Я правильно понимаю, что г-н ругляков сам был выдающимся специалистом в области сердца?

Сергей: Да. Да. онечно. Он известный человек в этой среде, имеет много премий. Это, конечно, было давно.

Соловьев: Ну, в советские времена.

Сергей: Да. В советские времена. То есть, он все это прекрасно знает. Он просто классный врач, прошу прощения за терминологию, классный врач.

Соловьев: То есть, он хорошо понимает свое состояние?

Сергей: Абсолютно.

Соловьев: А кто-то из специалистов высказывал соображения сотрудникам ФСБ и суду, что нельзя руглякова держать в таких условиях, в каких его содержат, что ему надо срочно делать операцию?

Сергей: онечно, высказывали. В частности, такой великий, как я считаю, человек нашей страны, как Лео Бокерия - академик.

Соловьев: Выше по значению людей нет.

Сергей: Да. Он великий. Он лет 35 занимается этими устройствами.

Соловьев: Но, видимо, Бокерия разбирается в сердечных болезнях хуже, чем судья и чекисты?

Сергей: Да. Абсолютно. Даже вопросов нет.

Соловьев: То есть, следственное управление, и чекисты, и судья считают, что с сердцем все нормально, ничего страшного нет, пусть 23 апреля ругляков умирает.

Сергей: Да, в принципе… Я видел его на последнем заседании суда, он, конечно, приготовился.

Соловьев:  смерти?

Сергей: Да. Он прекрасно понимает, что в таких ситуациях смерть достаточно легкая - человек просто засыпает, он теряет сознание и все.

Соловьев: ошмар какой-то. А судьи понимают, что он умирает? Что это не игра, что это не шутка, что они один раз его чуть не убили? Они понимают, что у них есть ответственность за жизнь человека, который никого не убил, не изнасиловал, которого всего лишь подозревают в совершении не самого страшного преступления на земле? И к тому же это все не доказано? И что в любом случае надо сейчас его срочно госпитализировать, делать операцию, и он никуда не может убежать, даже при желании.

Сергей: Вы знаете, это очень длинная история. Это долго рассказывать. Но, во всяком случае, первоначально они согласились, не помню в январе или в феврале, согласились поставить ему новое устройство. И деньги были проплачены, и договоренности со всеми были, и с ними, и с Бакерия. Но потом это все было расторгнуто.

Соловьев: Получается, следственному управлению выгодна его смерть?

Сергей: Я не берусь это сказать…

Соловьев: Ну, конечно. Вот вы мне как врач скажите, если ему в камере станет плохо, есть хоть малейший шанс его спасти?

Сергей: Даже тот же самый Джанжава написал в своем заключении, что если устройство сработает, то его надо срочно госпитализировать. А срочно - это, ну, вы представляете, сколько у нас едет скорая помощь?

Соловьев: А сколько минут у него есть, если устройство…

Сергей: Десять-пятнадцать.

Соловьев: Десять-пятнадцать минут. За это время не то, что никто не приедет, даже надзиратель к камере не подойдет.

Сергей: Абсолютно верно. Там есть в устройстве определенные функции - оно начинает вибрировать, когда заряд плохой. Но если оно два раза разрядится, три раза, то это все закончится одномоментно.

Соловьев: Спасибо большое, Сергей.

Вот мнение лечащего врача этого несчастного человека, которого, еще раз повторю, не обвиняют ни в каком убийстве, ни в чем. Я не собираюсь говорить, прав он или не прав, виноват, не виноват, я говорю о другом. Объясните мне, как это возможно? Это что, времена Берии, времена Ежова? Ведь возглавляет следственное управление интеллигентный человек, Бастрыкин. Вот так можно поступать с живыми людьми? ому нужна смерть этого несчастного человека? Зачем эта жестокость? Человека берут, везут в больницу, где ему отключают прибор, обеспечивающий его жизнедеятельность. Для чего? Чтобы проверить, врет он или не врет. И человек умирает, наступает клиническая смерть. Это что, неподсудные действия? Что, этот врач и те следователи, которые себе это позволили, не должны идти в тюрьму? акой год на дворе? И, заметьте, никто не говорит об этом несчастном руглякове. Нет, статьи пишут, но они не передают всего ужаса этой ситуации. Вообще, существует какая-то человечность в нашей стране?

онечно, сейчас опять скажут, что Соловьев клевещет на правоохранительные органы. Слушайте, ведите себя достойно, тогда я не буду про вас это все рассказывать, потому что говорю я правду, и у меня от этого волосы дыбом встают. Я не знаю, как вы приходите домой и смотрите в глаза членам ваших семей, и что вы рассказываете детям, когда они спрашивают: «Папа, как прошел твой рабочий день?». Что вы им говорите? Я убил еще одного человека?

Интересно, что, когда ругляков заявил о своем тяжелом заболевании и что без надлежащей медицинской помощи может наступить летальный исход, то прокурор почему-то смеялся. Это показалось очень смешным прокурору.

ругляков - фигурант в деле о попытке хищения из госбюджета 43 миллионов долларов, выбитых в возврат алжирского долга определенной фирме. Хотя его подписи нигде нет. Но суть даже не в этом. Я не говорю, прав он или неправ. Я говорю о том, что его просто пытаются убить, по-другому я не могу сказать. Убить, а потом и доказывать ничего не нужно будет, так проще. Но так не только проще доказать, так будет проще забрать активы руглякова, судостроительные компании. Тем более, что один известный православный предприниматель уже делал ему предложение об их продаже.

Это очень любопытная ситуация. Ясно, что со мной будут бороться, что Следственный комитет не оставит меня в покое. Их мечта - закрыть программу, особенно «Воскресный вечер», сделать все для этого возможное, чтобы ничего не было, а в конечном итоге закрыть и меня, ну, то есть, посадить меня. онечно, это их мечта. Потому что я не просто позволяю себе абстрактно говорить, что все плохо, а называю фамилии виновных людей. Это все я хорошо понимаю, и у меня никаких иллюзий нет. Если один раз я не выйду в эфир, вы, я думаю, легко догадаетесь, где я нахожусь.

И самое интересное, сейчас я не могу попасть ни к Путину, ни к Медведеву, я от них отрезан, у меня нет ни малейшей возможности к ним попасть. Потому что есть люди в их окружении, которые делают все возможное, чтобы этого не состоялось. Я все рассказываю-рассказываю... но, я вам честно скажу - я не понимаю, зачем я это делаю. После того, как я что-то рассказываю, я потом читаю всякие глупости о том, что я это делаю за деньги, что те попросили, те заказали. У меня такое ощущение, что никто не слышит, кроме врагов, о чем я говорю. Что власть нас не слышит и ничего не хочет делать. Ну да, в конечном итоге, после длительной тяжелой работы иногда удается чего-то добиться, но, в общем и целом, у меня возникает ощущение абсолютной бессмысленности всего того, о чем я говорю.

treli.ru